Либерализм под угрозой: Теоретические дебаты и Эмпирическая хроника

Резюме

 Данный аналитический материал исследует ослабление социальных опор либерализма в Европе и США, а также параллельный рост правого популизма с теоретической и эмпирической точек зрения.
 Методология включает в себя сопоставление научно-политических теорий, хроникальное изложение практических примеров с акцентом на историчность и выявление причинно-следственных связей при ответе на основной вопрос.
 Ключевые слова: либерализм, неолиберализм, радикальные правые, правый популизм, Европа, США.
Основной вопрос: В данной работе мы попытаемся ответить на вопрос: «Ослабевает ли неолиберальная идея именно потому, что не отказывается от своих принципов?»

Введение
 Международный политический порядок, основанный на либеральном мировоззрении, в последние годы сталкивается с серьёзными вызовами. Источник этих вызовов — усиление электоральной силы радикальных правых на политической арене. На этом фоне в академических и политических дискуссиях всё чаще появляются такие термины, как «конец либерализма» или «постлиберальная эпоха» (Patrick Deneen, 2018a).
 В этом анализе Центр Хазар (Khar Center) стремится прояснить суть процесса, систематически рассматривая внутренние парадоксы либерализма и критику, которой он подвергается на фоне роста современной радикальной правой. Радикальные правые рассматривают либерализм как идеологическую опору «империалистического глобализма» (Yoram Hazony, 2018). Сам либерализм утверждает, что популистская правая угрожает как культурным, так и экономическим основам либеральной демократии (Pippa Norris & Ronald Inglehart, 2019).
 Эти дебаты также ставят под вопрос будущее неолиберальной идеи. В США и Европе процесс развивается не как классическая идеологическая дискуссия, а под влиянием экономических вызовов, трансформации социальной структуры и миграционного кризиса.
 В этом контексте данный материал предлагает комплексный подход, сочетающий теоретический и практический анализ на локальных примерах. Помимо ответа на ключевой вопрос, статья представляет собой попытку осмыслить будущее либеральной идеи.

Теоретические дебаты: критика неолиберальной парадигмы
 Патрик Динэн объясняет провал либерализма его внутренней логикой: «Почему либерализм потерпел неудачу? Потому что он оставался верен своим принципам и разрушился изнутри». По его мнению, крайняя форма либерального индивидуализма ведёт к разрушению общественных структур и коллективных ценностей. То есть неолиберализм ослабевает именно из-за приверженности своим принципам (Deneen, 2018b).
 Однако существуют и альтернативные, не менее убедительные аргументы. Исследователи, такие как Колин Крауч, считают, что неудача неолиберализма объясняется его отклонением от первоначальных принципов. По мнению Крауча, неолиберализм формально сохраняется, но такие его основы, как конкуренция и свобода рынка, были вытеснены гегемонией транснациональных корпораций. Он пишет: «Неолиберализм создал постдемократическое состояние, в котором экономическая власть стала направляющим фактором политических решений» (Crouch, 2011).
 Эту тенденцию ярко иллюстрирует влияние таких корпораций, как Google и Amazon, и цифровых платформ вроде X и Facebook на политику и государственные институты.

Индивидуализм и социальная фрагментация
 Фрэнсис Фукуяма отмечает, что главная сила либерализма — это защита индивидуальных прав, но его слабость заключается в игнорировании коллективной идентичности: «Либерализм успешно защищает индивидуальные права, но не учитывает потребность людей в коллективной идентичности». Он также добавляет: «Либеральная демократия — это не только верховенство закона и свободный рынок, но и ощущение общей принадлежности» (Fukuyama, 2022a).

Политика идентичности и фрагментация
 Амартья Сен обращает внимание на опасность политики идентичности, утверждая: «Идея единой идентичности — один из главных источников насилия и ненависти» (Sen, 2006). Это подчёркивает конфликт между либерализмом и политикой, основанной на принадлежности, особенно в постмодернистских обществах. Либеральная политика должна основываться не на вопросе «Кто я?», а на вопросе «Что мы можем сделать вместе?»
 Левая политика, сосредоточенная на идентичности, отчуждила сельский средний класс и религиозных граждан, и правые популисты воспользовались этим, усилив риторику «мы» (Mark Lilla, 2017).
 Таким образом, не все соглашаются с тем, что либерализм ослабевает из-за верности своим принципам. Однако рост правых указывает на наличие диалектического процесса.

Рост популизма
 Рост популизма можно рассматривать как выражение изменения ценностей масс, но некоторые исследователи трактуют его как парадигмальное противостояние, представляющее угрозу плюралистическим основам либеральной демократии: «Популистские политики утверждают, что они представляют народ — это подрывает основу плюрализма и либеральной демократии» (Müller, 2016).
 Тем не менее, Рейн Мюллерсон указывает, что растущее противостояние между космополитическими элитами и массами, голосующими за популистов, отражает внутреннее диалектическое противоречие между демократией и либерализмом, усугублённое негативными последствиями гиперглобализации (Müllerson, 2020a).
 В этом контексте Шанталь Муфф рассматривает популизм как средство ремобилизации демократической политики: «Популизм сам по себе не является антидемократическим. Он мобилизует народные страсти ради демократических целей» (Mouffe, 2018).
 Но насколько оправданна эта точка зрения? Это трудно сказать, особенно учитывая, что во многих странах, включая Турцию с устоявшейся электоральной демократией, популистские правые лидеры вытесняют демократические институты (Khar Center, 2025).
 Возникает вопрос: является ли демократия инструментом или также целью? Использование народных страстей как политического инструмента делает демократию объектом манипуляции.
 Следовательно, трактовка популизма как простого метода вызывает споры. Его скорее следует рассматривать как дискурсивную стратегию (Ernesto Laclau, 2005). Иначе говоря, правый популизм, позиционируя себя как метод, лишает демократию её функциональности, подменяя её новым, неопределённым смыслом.

Эмпирическая хроника: кризис либерализма по странам
 Либерализм — это идеологическая и парадигмальная основа современной западной политической мысли и институционального устройства. Права человека, верховенство закона, индивидуальные свободы и механизмы демократического участия составляют его главные опоры.
 Однако с начала второго десятилетия XXI века как нормативные основания либерализма, так и его институциональная устойчивость столкнулись с серьёзными вызовами.
 Этот кризис объясняется не только ростом авторитарных и популистских тенденций, но и внутренними противоречиями самого либерализма и трудностями его постоянного обновления.

В традиционных либеральных демократиях — таких как США, Великобритания, Германия, Франция и Италия — усиливающееся социальное неравенство, снижение доверия к политической системе и культурная фрагментация ослабили легитимность либеральных институтов.
 В то же время в странах Восточной Европы, таких как Польша и Венгрия, где либеральные ценности так и не укоренились, авторитаризм укрепляется быстрее и системнее.
 Кризис либерализма в Восточной Европе способствовал актуализации таких концепций, как «нелиберальная демократия» и «гибридные режимы» (Zakaria, 1997).

В рамках этой теоретической базы в следующих разделах будет проведён эмпирический анализ институциональной устойчивости либерализма и динамики политической трансформации в США, Германии, Франции, Италии, Великобритании, Польше и Венгрии. Цель состоит в том, чтобы показать, что происходящие в этих странах политические изменения являются не только локальными, но и отражением структурного и глобального кризиса системы.

Соединённые Штаты Америки
 Майкл Сэндел критикует либеральную меритократию в США: «Если общество вознаграждает только тех, кто достигает успеха благодаря таланту и усилиям, то неизбежно возникает восприятие неудачников как недостойных» (Sandel, 2020).
 Избрание Дональда Трампа показало, как популистский дискурс может доминировать над либерализмом.
 Можно ли это трактовать как ответ либерализму, создающему «избранных» и исключающему «других» из политики и общественной жизни? Либерализм породил синтез под названием «прогрессивный неолиберализм».
 Это альянс культурной инклюзивности и экономического неравенства: «Прогрессивный неолиберализм — это альянс групп, борющихся за признание в культуре, и элит, добивающихся экономического господства. В итоге претензии на социальную справедливость отрываются от своей материальной базы — социальной защиты» (Nancy Fraser, 2019).

Фрэнсис Фукуяма же предлагает более конкретный взгляд. Он считает, что политика идентичности подрывает объединяющий потенциал либерализма в США (Fukuyama, 2018).
 По его мнению, либерализм должен не только гарантировать свободу, но и формировать общее чувство принадлежности и солидарности.
 Он считает, что современная политика идентичности ослабляет этот потенциал, превращая граждан в представителей «обиженных» групп, а не участников общественного договора.
 Таким образом, можно сказать, что формирование макро-идентичности должно происходить без поляризующих элементов. Пример США показывает, что левое внимание к расовым и гендерным меньшинствам и правый акцент на национальной и религиозной идентичности в равной степени подрывают общие общественные ценности.

Великобритания
 Если говорить о глобальных последствиях правого популизма, то выход Великобритании из Европейского Союза (Brexit), без сомнения, можно считать одним из наиболее ярких событий. Именно после него начали активно подниматься вопросы о будущем Европейского Союза. «Следить за Брекситом — это как следить за движущейся целью» (Benjamin Martill, 2018). Эта мысль выражает не только неопределённый характер происходящего, но и указывает на неясность самой цели процесса. С другой стороны, Брексит можно рассматривать как симптом более широкой трансформации — ослабления либерализма. Болгарский политолог и общественный деятель Иван Крастев воспринимает Брексит как символ кризиса либерализма: «Европейский союз столкнулся не с миграционным кризисом, а с кризисом невозможности увидеть своё собственное будущее» (Krastev, 2017).
 Разумеется, миграционный кризис тоже можно считать проблемой, влияющей на будущее ЕС, но при этом акцент явно делается на политические ценности. «Взлёт Найджела Фараджа и UKIP показал, насколько радикально-правая риторика способна влиять на избирателей в процессе Брексита. Успех UKIP на выборах можно понять только как восстание „оставленных“ — протест избирателей, почувствовавших себя отчуждёнными в результате социальных, экономических и культурных изменений постиндустриальной эпохи» (Robert Ford и Matthew Goodwin, 2014). Следовательно, в основе этого процесса лежит неспособность ответить на социально-экономические вызовы.
 Рейн Мюллерсон предлагает иную интерпретацию. Он рассматривает Брексит не просто как политическое событие, а как проявление ослабления либеральной демократии: «Решение Великобритании выйти из ЕС в результате референдума 2016 года стало выражением не только антипатии к самому ЕС, но и глобального протеста против либерального миропорядка на фоне роста правого популизма. Популистские группы, особенно правые, открыто выступают против ЕС по вопросам миграции, суверенитета и культурной идентичности» (Müllerson, 2024b). Таким образом, речь идёт не только о политическом, но и о социально-формативном процессе. Оценивать его только в контексте конкретного времени и пространства — ошибка.

Германия
 В последние годы рост правого популизма в Германии существенно изменил политическую карту Европы. После выхода Великобритании из ЕС усиление правого популизма в Германии вновь актуализировало вопросы о будущем Союза. Наиболее ярким примером этого является партия «Альтернатива для Германии» (AfD), которая перестроила политический дискурс, акцентируя внимание на страхе, угрозе и дискриминации.
 Профессор Венского университета, специалист по дискурс-анализу Рут Водак описывает правопопулистскую риторику в Германии как риторику, основанную на «создании и распространении страха, обеспокоенности безопасностью и ощущении отчуждённости» (Wodak, 2015). Эта риторика поляризует общество, разделяя его на «мы» и «они», формирует образ внешнего врага и ослабляет чувство социальной сплочённости. Анализ дискурса показывает, что правые популисты с помощью страха формируют в обществе атмосферу подозрительности и негативного отношения к другим. Рост популярности AfD, особенно благодаря жёсткой позиции по миграции и исламу, усиливает социальную фрагментацию.
 Эта риторика не просто политическое послание — она является мощным инструментом формирования общественного мнения. Правопопулисты атакуют либерально-демократические ценности — инклюзивность, мультикультурализм, права человека — представляя их как вредные и противоречащие «настоящим интересам народа».
 Рост AfD свидетельствует о росте скепсиса по отношению к либеральным ценностям в Европе.

Франция
 Будущее либерализма во Франции оказалось под серьёзным вопросом. Движение «Национальное объединение» (Rassemblement National), возглавляемое Марин Ле Пен, объединило социально-экономическое недовольство с культурной и идентичностной риторикой, выступив как мощная альтернатива универсалистским либеральным ценностям. Рост правого популизма ускорился на фоне социальной дезинтеграции, вызванной глобализацией, и центробежных тенденций. Фрэнсис Фукуяма оценивает это так: «Будущее либерализма во Франции зависит от того, удастся ли найти баланс между индивидуальной свободой и коллективными потребностями» (Fukuyama, 2022b).
 В 2024 году президент Эммануэль Макрон объявил о роспуске Национального собрания и проведении досрочных выборов с целью временно контролировать обостряющееся напряжение. Однако за этим решением стоял стратегический расчёт. Как было отмечено в комментарии, опубликованном в Journal of Democracy: «Макрон полагал, что лучший способ остановить рост Национального объединения — это дать им власть сейчас... Он был уверен, что партия не сможет выдвинуть зрелых и опытных кандидатов в 577 округах» (Journal of Democracy, 2024).
Таким образом, Макрон пытался разоблачить популистов, втянув их в политическую игру. Однако сама эта стратегия указывает на уязвимость либерализма и сомнение в его нормативной гегемонии.
Следовательно, судьба либерализма во Франции зависит не только от политико-экономических механизмов, но и от его способности к идеологической устойчивости. В условиях углубляющейся поляризации этот вызов становится всё более серьёзным.

Италия
 В Италии ситуация выглядит острее, особенно с учётом её взаимодействия с авторитарными режимами. В отличие от Германии и Франции, где правый популизм остаётся в оппозиции, в Италии он находится у власти. Анализируя популистский подъём, Кас Мудде определяет правый популизм как идеологическую реакцию, построенную на образе культурной угрозы, антиэлитаризме и дихотомии «мы против них» (Mudde, 2017). Эта формула особенно точно отражает политические изменения последнего десятилетия в Европе и Италии.
 Рост популярности партии «Северная лига» под руководством Маттео Сальвини ясно показал, как эксплуатируются социальные и культурные тревоги для мобилизации избирателей. Основными темами популистской риторики Сальвини стали страх перед мигрантами, призывы к восстановлению суверенитета и угрозы итальянской идентичности.
 Во внешней политике эта риторика проявлялась в укреплении связей с такими авторитарными лидерами, как Владимир Путин, Виктор Орбан и Ильхам Алиев, что интерпретировалось как противостояние «брюссельским элитам» (Verbeek & Zaslove, 2017).

С 2022 года приход к власти партии «Братья Италии» (Fratelli d’Italia), возглавляемой Джордией Мелони, ознаменовал новый этап в развитии правого популизма в стране. Хотя её внутренняя риторика — например, «мы, итальянцы, должны вернуть себе идентичность и суверенитет» — остаётся типично популистской, внешняя политика стала более прагматичной и прозападной.
На фоне войны в Украине Мелони открыто заявила о солидарности с ЕС и НАТО. В декабре 2022 года она отметила: «Италия продолжит оказывать Украине военную и гуманитарную помощь. Это вопрос не только свободы, но и стабильности Европы» (Financial Times, 2022).
Исследователи подчёркивают, что правительство Мелони действует «изнутри системы», сочетая популистскую риторику о суверенитете с приверженностью трансатлантическим альянсам (Albertazzi, Giovannini & Zulianello, 2023). Это указывает на отличия её популизма от радикального иллиберализма, при сохранении основных характеристик по Касу Мудде: народ как источник власти, антиэлитаризм и идентичность.
Несмотря на идеологическую близость к «иллиберальной демократии» Венгрии и Польши, по вопросу санкций Мелони заняла другую позицию, чем Орбан. Financial Times пишет: «Мелони — одна из немногих правопопулистских лидеров, открыто поддерживающих политику ЕС по отношению к России».
Это демонстрирует трансформацию итальянского популизма: радикальные внутренние лозунги остаются, но внешняя политика становится более гибкой. Это яркий пример адаптивности популизма к контексту (Financial Times, 2022).

Венгрия и Польша
 Венгрия, превратившаяся в самое слабое звено ЕС, порой не только ограничивает гибкость организации, но и вовсе парализует её действия. В условиях, когда ЕС позиционируется как оплот либерализма, он сталкивается с серьёзными трудностями в продвижении собственных решений (Financial Times, 2025).
Очевидно, что либерализм и правый популизм конкурируют в одной плоскости. Подъём одного из них часто означает ослабление другого. В частности, в случае ЕС и Венгрии продвижение одной стороны затрудняет действия другой. Это указывает на глобальную природу указанного антагонизма.

Правый популизм порой пытается обрести идеологическую форму. В Венгрии, например, концепция «иллиберальной демократии» Виктора Орбана представляет собой прямой вызов либеральным ценностям. Он утверждает: «Либеральная демократия противоречит национальным интересам» (Orban, 2014).
 В Польше партия «Право и справедливость» (PiS) установила политический контроль над судебной системой, бросив вызов принципу верховенства права. Партия изменила состав Конституционного суда, понизила пенсионный возраст судей Верховного суда, позволила парламенту назначать членов Национального судебного совета и установила дисциплинарное преследование судей под контролем исполнительной власти — серьёзно подорвав демократические институты (Wojciech Sadurski, 2019).
 Таким образом, правый популизм в Восточной Европе порождает более жёсткий авторитаризм, чем на Западе.

Заключение
 Приведённые выше исследования показывают, что либеральный порядок воспринимается как не только политическая система, но и идеологический нарратив, утративший доверие. Хотя критики акцентируют внимание на его внутренних парадоксах, немало тех, кто верит в его способность к обновлению.
 Для укрепления либерализма необходимо учитывать коллективную идентичность, социальное неравенство и участие граждан в политике. Фрэнсис Фукуяма пишет: «Без общественной идентичности и чувства принадлежности либерализм теряет устойчивость» (Fukuyama, 2022c).

Сопоставление теоретических размышлений и эмпирических данных показывает: либерализм ослаб не потому, что остался верен своим принципам, а потому что нередко от них отступал либо не адаптировался к требованиям социальной трансформации. Тем не менее, неолиберальная система ещё не исчерпала возможностей для обновления.
 Обогащённый новыми ценностями — особенно в сфере коллективной идентичности и культурного плюрализма — либерализм может вернуться. Правый популизм, в свою очередь, будет продолжать скрываться в уязвимых точках обществ и искать возможности для укоренения. Тем не менее, в этом диалектическом процессе либерализм благодаря своей гибкости способен на постоянное обновление.

Источники

1. Deneen, 2018a. Why Liberalism Failed. s 200-216 
2. Yoram Hazony 2018, The Virtue of Nationalism. s 10-20 
3. Pippa Norris və Ronald Inglehart (2019) “Cultural Backlash: Trump, Brexit and Authoritarian Populism. s 72-74 
4. Deneen, 2108b. Why Liberalism Failed.s 3
5.   Crouch, 2011.  The Strange Non-Death of Neoliberalism. s 7-8 
6.  Fukuyama, 2022a.  Liberalism and Its Discontents.s 130-139
7.  Amartya Sen, 2006. Identity and Violence: The Illusion of Destiny. s 20 
8. Mark Lillanın, 2017. The Once and Future Liberal: After Identity Politics. s 125-126
9. Jan‑Werner Müller, 2016. What Is Populism? s 19-20 
10.  Rein Müllerson, 2024a. Imperialism and the Rise of Populism. s 66-68
11. Chantal Mouffe, 2018. For a Left Populism. s 4-6 
12. KharCenter, 2025. https://kharcenter.com/en/publications/the-anatomy-of-a-silent-regime-change-the-case-of-turkiye 
13. Ernest Laclau, 2005. On Populist Reason. s 11 
14.  Zakaria, F. 1997. "The Rise of Illiberal Democracy." Foreign Affairs, 76(6), 22–43.
15. Sandel, 2020. The Tyranny of Merit.s 23-24 
16. Nancy Fraser, 2019. The Old Is Dying and the New Cannot Be Born. s 20-25 
17.  Fukuyama, 2018. Identity. s 15 
18. Krastev, 2017. Brexit and Beyond: Rethinking the Futures of Europe. s 263 
19. Robert Ford və Matthew Goodwin, 2014  Revolt on the Right 279
20. Rein Müllerson, 2024b. Brexit and the Rise of Right‑Wing Populism. s 21 
21. Wodak, 2015.  The Politics of Fear: What Right‑Wing Populist Discourses Mean. s 20
22. Fukuyama 2022b. Liberalism and Its Discontents 64-85 
23. Journal of Democracy 2024. “Why Macron’s Big Gamble Worked”
24. Mudde, 2019. Populism: A Very Short Introduction. s 34 
25. Verbeek, Bertjan, and Andrej Zaslove. Populism and Foreign Policy. s 234 . 
26. Financial Times,2022 https://www.ft.com/content/53a73132-cf02-4561-b91f-c91f7ad52f13
27. Wojciech Sadurski, 2019.Poland’s Constitutional Breakdow. s 124 
28. Fukuyama, 2022c. Liberalism and Its Discontents. s 17